К тому же реализация духовности или духовное освобождение, считает Бердяев, должно сопровождаться переходом к конкретности, а не к абстракции. Духовности отвлеченной, которую он характеризует как очень несовершенную форму духовности, отвлеченной от жизни мира природного, философ противопоставляет духовность конкретную, преображающую и просветляющую жизнь мира.

Данная мысль философа указывает на то, что духовность, взятая в ее онтологически истинном факте реального существования, – это не «уход» в «поднебесные сферы» чистых идей и не изоляция в «башне из слоновой кости», это не означает «отвращения от множественного, от индивидуального в мире»[133]. «Духовность, отворачивающаяся от множественного мира, как, например, некоторая форма духовности Индии, Плотина, монашеской аскезы, не может быть признана истинной, поскольку она противоречит богочеловеческому характеру христианства и завету Христа о любви к ближнему. Христианская духовность есть не только восхождение, но и нисхождение, и только такая духовность человечна»[134]. Миссия истинной духовности – придание духовной сущности окружающему миру, одухотворение реального мира вещей через любовь к нему, личное творчество и свободу. Одухотворение мира – это «снятие» его чуждости и «инаковости» человеку, обретение родства с ним, общение в симпатии и любви, преодоление отчужденности, персонализм, выражение лично-индивидуального характера всякого существования, переход в царство свободы, победа над рабством необходимости, преобладание творчества над приспособлением. Как следствие победы духа над рабством исчезает страх жизни и страх смерти. Поэтому человек с сильно выраженной духовностью вовсе не обязательно должен удалиться от исторической жизни, напротив он может преображать мировую и историческую жизни, будучи при этом свободным от ее власти. Н.А. Бердяев указывает, что «Дух и духовность перерабатывают, преображают, просветляют природный и исторический мир, вносят в него свободу и смысл»[135]. Исходя из целостного представления об истинности феномена человеческой духовности историческая, то есть конкретная жизнь, по Бердяеву, есть жизнь духовная, отображенная «во времени, в раздельности».

Развивая данное положение, мы приходим к идее взаимодействия индивида и общества в плане формирования и развития феномена человеческой духовности и духовного освобождения индивида. От содержания и характера взаимодействия индивида и общества во многом зависит процесс «спиритуализации» субъектов. Их взаимосвязь, по утверждению Н.А. Бердяева, безусловна и для индивида, вне всякого сомнения, полезна: ведь «когда человек остается с самим собой, замыкается в человеческом, то он создает себе идолов, без которых он не может возвышаться»[136]. Пытаясь решить проблему взаимодействия философы, по мнению Н.А. Бердяева, абсолютизировали один из двух путей – либо путь индивидуального «нравственного и религиозного совершенствования», приводящей к абсолютизации самосовершенствования без учета среды, либо путь погружения лишь в сферу «социального изменения и совершенствования», ведущий к абсолютизации благоприятных воздействий социальной среды и социальных изменений[137].

В феномене человеческой духовности, утверждает философ, есть направленность человека к таким универсалиям, как свобода, истина и любовь, которые, в общем-то, всегда обуславливают общий онтологически истинный характер духовности. Но это утверждение вовсе не означает, что онтологическая истинность духовности определяется через простое соответствие им. Дело обстоит несколько иначе. «Свобода не может быть беспредметной и пустой. Познайте истину, и истина сделает вас свободными. Но узнание истины предполагает свободу. Несвободное узнание истины не только не имеет цены, но и невозможно. Но и свобода предполагает существование истины, смысла, Бога. Истина, смысл освобождают. Освобождение ведет к истине и смыслу. Свобода должна быть любовной, и любовь свободной. Только сочетание свободы и любви реализует личность, свободную и творческую личность»[138]. При этом критерием онтологической истинности духовности выступает «сердце», как духовное средоточие мышления и духовной жизни человека. Онтологическая истинность духовности приоткрывается в любви человека, которая не является любовью вообще, а любовью конкретно-личною, раскрывающейся через идею дружбы. «Исключительное утверждение одного начала всегда вносит искажение и ранит человеческую личность; каждое из начал само по себе может быть источником прельщения и рабства»[139]. Таким образом, онтологически истинна та духовность, которая носит универсальный, системный характер, подразумевающий взаимодействие, взаимодополнение и неотчуждаемость духовных предикатов ее составляющих.