Невероятный эрудит, лишь на основе домашнего воспитания написавший труд, сразу сделавший его знаменитым, Г. Бокль не сумел завершить труд своей жизни, но все-таки остался в памяти потомком.

В «Истории цивилизации» Г. Бокль утверждал, что человеческая история не является игрой слепого случая, свобода воли – лишь иллюзия. Поэтому к истории следует применить методы естествознания. «Я давно вынашивал убеждение, - писал он, - что прогрессивное развитие любого народа подчиняется законам, столь же правильным и достоверным, как законы материального мира. Найти эти законы – вот в чем цель моей работы». Климат, пища и почва, доказывал Бокль, определяют физическое и умственное развитие нации, и он обосновывал этот тезис, приводя примеры из истории различных стран и эпох. В его изложении история человечества является историей борьбы между обскурантизмом и просвещением, насилием и свободой, мертвящей ортодоксией и живым скептицизмом.

О понимании Г. Бокля в России следует говорить в контексте общего проникновения позитивизма в Россию.

Процесс проникновения позитивизма на российскую почву начался не сразу. Исследователи русской философии находят этому несколько объяснений. Среди них – малое развитие интереса к философии вообще, весьма неблагоприятные условия, в которых находилось печатное слово в России (Лесевич), ограниченное проникновение английской и французской литературы и, наоборот, весьма интенсивное воздействие немецкого идеализма (Радлов). Действительно, русское мышление долгое время находилось в своеобразном плену немецкого идеализма. Содержательность, глубина и оригинальность идеализма – гносеология и этика Канта, натурфилософские, эстетические и философско-исторические взгляды Шеллинга, логичность диалектической системы и иллюзорность абсолютного знания Гегеля, – все это наполняло умы российских профессоров университетов и общественных публицистов в 30–50-е годы XIX века. Кроме того, сказывалась традиция приглашать во вновь открывающиеся российские университеты немецких ученых, многие из которых были поклонниками Канта и Шеллинга. Еще одна причина интенсивного распространения немецкой философии в России носила политический характер. Дело в том, что результаты французской революции испугали российских правителей, опасавшихся дальнейшего распространения «конституционной заразы». Все это не замедлило сказаться и на отношении к французской и английской литературе. По тем же соображениям выпускники российских университетов, желающие заниматься научной деятельностью, отправлялись в казенные командировки преимущественно в Германию, где опять же проникались особым уважением к немецкой философии.[7]

В 50–60-е годы XIX века сильное увлечение идеями Гегеля сменилось критическим осмыслением их. Его диалектика наиболее рельефно нашла своих адептов в марксизме, а метафизика, наоборот, стала главным предметом критики и послужила определенным образом толчком к скорейшему проникновению в российскую науку положительного знания. Позитивизм в России был воспринят как философское направление, «родственное материализму и дарвинизму».

Историческое сочинение Г. Бокля вышло в России даже раньше сочинений Конта, в 1906 (сочинения Конта – в 1910 г.). а еще в 1895 г. Е. А. Соловьев написал работу «Г. Т. Бокль, его жизнь и научная деятельность». Интерес к Г. Боклю на рубеже веков был вполне очевиден. Сейчас, конечно, взгляды Г. Бокля во многом устарели. Мы, конечно, понимаем, что история движется не только голыми естественнонаучными механизмами, но также сферой «идеального». Однако общее значение трудов Г. Бокля для развития методологии истории нельзя недооценивать.

[1] Михайлова Е. Е. Образование и российское общество в проблемном поле позитивизма на рубеже XIX – XX столетий // Образование и общество. 2004. №4; Русский позитивизм. М., 1997.

[2] Словарь Брокгауза и Евфрона. Т. 6.

[3] История философии. М., 2000.

[4] Там же.

[5] Там же

[6] Философский словарь / Под ред. И.Т. Фролова. М., 1981.

[7] Михайлова Е. Е. Образование и российское общество в проблемном поле позитивизма на рубеже XIX – XX столетий // Образование и общество. 2004. №4; Русский позитивизм. М., 1997.